Артем Соловейчик: «Для меня школа – это не учебное заведение, а способ познания себя и мира»
Гость «Учительской газеты» – Артем Симонович Соловейчик, директор Центра индустрии образования Сбера, психолог, педагог, федеральный эксперт в области образования, автор курса «Воспитание с гарантией».
– Артем Симонович, образование – это семейное? Насколько дело жизни Вашего отца, известного педагога Симона Соловейчика, повлияло на Ваш выбор профессии?
– Независимо от моей семьи, образование – дело семейное. В семье формируется стартовая история твоего образовательного опыта. Попав в нее, невольно становишься соучастником всего, что там происходит. Впитываешь семейные истории, легенды, начинаешь приобщаться к вере людей, не обязательно родных и близких, но постоянно тебя окружающих. Естественно, каждая семья имеет свои различия. Так получилось, что в нашей семье образование стало общим делом благодаря отцу, который отдавался ему всецело. Это не могло не сказаться на нашей семейной истории.
У отца была мечта, присущая педагогу и всякому думающему о смысле жизни человеку: можно ли воспитывать без принуждения, но в то же время добиваться успешных результатов? Он стремился разрешить эту дилемму, но все кругом, казалось, сводило на нет его усилия. Даже собственный сын, которого воспитывали без принуждения, так себе учился в школе и не сразу поступил в университет.
По работам отца прослеживается факт: либо более или менее понятный нам результат воспитания с принуждением, либо никакой гарантии на успех без него. Однако принуждение приводит к появлению артефактов – искусственно созданных объектов. Человек получает навыки жизни под давлением на его личность, на его достоинство. Зачем нам такие навыки?
При этом отсутствуют опыт свободного существования. А между тем самый ответственный и самый дисциплинированный – это свободный человек. Он такой, потому что отвечает в первую очередь перед самим собой, и придерживается дисциплины всегда, а не только когда на него смотрят.
В конечном счете, отец решил эту дилемму по-своему: Бог с ним, с результатом – важно, чтобы не было принуждения. И в этом смысле он считал, что опыт свободы в детстве важнее опыта принуждения.
– По-вашему, существуют ли незыблемые, фундаментальные ценности (принципы) педагогики или учитель волен руководствоваться собственными представлениями о ней?
– Незыблемые ценности есть, просто кажется, что в повседневной жизни их невозможно реализовать. Конечно же, мы любим детей, но потом срываемся и кричим, потому что думаем так: «Я его любил, я все для него делал, а он, ну вообще, что он творит? Какая-то серьга в ухе, почему этот парень такой странный? У них вообще нет мозгов, ничего не понимают, ничего не ощущают, ничего не чувствуют…», – мы до этого доходим через свою прямую любовь. Есть незыблемая максима, она звучит жестко: цель (вообще в жизни, в образовании тем более) не оправдывает средства. Никакая самая прекрасная цель не оправдывает дурные средства ее достижения.
А у нас почти все образование – это прекрасные и благодушные цели, но способы их достижения, мягко говоря, спорные: заставить, потом поймет и так далее. Наш замечательный, наш общий Кант озвучил главную истину жизни и сказал, что человек не может быть средством достижения цели (дословно: человек всегда должен быть целью и никогда средством). А сейчас зачастую педагогика и образование видят в ребенке средство достижения наших целей. Потому что какие его цели, он еще маленький, чтобы свои цели иметь, и кто он такой??? И это настолько дико и ярко видно, что хоть кричи «король голый». Но от объявления «короля голым» до того, как все поймут, что он действительно таковым является, проходит часто очень много тяжелых времен, эпох, веков и так далее.
– Ваши мысли созвучны с высказыванием Александра Григорьевича Асмолова: «Дети – это не наше, а их будущее!». Как бы то ни было, система образования не является догмой, а потому должна постоянно развиваться. Какие метаморфозы она претерпела в последние годы? Насколько они кажутся Вам удачными, перспективными?
– Если считать от Коменского (Ян Амос Коменский (1592‑1670) – прим. Н.Ч.), на принципах которого устроена современная школа классической педагогики, то вроде бы мало что изменилось. Разве что, розги ушли в прошлое. Хотя некоторые учителя в душе об этом тайно и сожалеют. И все же подвижки наблюдаются. Стало гораздо больше педагогов, стремящихся опытным путем пробудить в детях мотивацию. Не принуждать их, прибегая к манипуляции (я, мол, тебя мотивирую), а делать так, чтобы в маленьком человеке ненавязчиво появилось желание совершить это мощное внутреннее интеллектуальное усилие, которое, собственно, и развивает личность.
Монтессори создала уникальную педагогику, основанную на идее свободного воспитания (Мария Монтессори (31 августа 1870‑6 мая 1952 – итальянский педагог, врач, – прим.
Н.Ч.). Ее суть в том, что ребенку создают среду, в которой он сам ориентируется, ставит цели, сам оценивает свои поступки, идет навстречу собственным интересам, постигая мир вообще, а не какой-то конкретный, отведенный ему участок.
Однако задача в том, чтобы любое образование перевести в самообразование. А значит, рядом должен быть взрослый человек, это не без него. Взрослый, который понимает, когда ребенок задает вопрос о чем-либо, должен сделать так, чтобы он «включил» самообразование, без постороннего нажима, нотации и даже намека на помощь с его стороны. Сказать: «Давай подумаем вместе, а как бы я поступил…» и так далее.
Иногда нужна прямая помощь, иногда создание ситуации этого самообразования, иногда достаточно просто предложить варианты, разные возможности, чтобы ребенок сделал из них свой осознанный выбор. Важно, что это вписывается в педагогику без принуждения. Да, прямого результата может и не быть. Более того, по своему опыту знаю, когда нет опыта принуждения, то человек развивается медленнее, чем когда его гонят и хлыстом подмахивают. Но зато он обретает свой образ – не внешний, который мы ему придумали, и на наш взгляд ему идет, он обретает свой образ, и в результате становится очень сильным. И первоначальное отсутствие результата искупается с лихвой после этого. Я не просто в это верю, я знаю.
Мне скажут: сначала докажите, что это работает, тогда и мы попробуем. А пока боимся. Этот страх, что окажемся несостоятельными родителями, государством и т. д., приводит к тому, что мы из-за него сейчас что-то делаем с детьми, отчего они лишаются перспектив в будущем.
– Расскажите о собственных методах работы для повышения качества обучения, а также о том, как, будучи преподавателем, мотивировали своих учеников к активному участию в учебном процессе?
– Если у тебя нет такого инструмента как принуждение, у тебя как педагога, родителя или воспитателя, если у тебя нет такого инструмента как страх, страшилок из категории: не
сделаешь этого, то с тобой случится что-то плохое, а вот не выучишься, не будешь математиком, не будешь тем-то, то станешь изгоем в обществе (в результате, дети переполнены страхом)… Если нет таких инструментов, то оказываешься перед необходимостью находить педагогические решения очень сложных воспитательно-образовательных задач.
Легче было бы просто сказать: ну-ка встал, ну-ка сел, ну-ка сделал. Но когда у меня нет этих инструментов, я от них отказываюсь, то оказываюсь почти безоружным. Передо мной предстает не маленький ребенок, а взрослый человек с собственными идеями и мыслями. Ты ему одно слово скажешь, он тебе 15 – в ответ. А почему? А зачем? И выясняется, что у тебя нет вразумительных ответов, кроме как «Потом сам поймешь. А сейчас давай делай». И вот тут как раз начинается образовательная ситуация. Потому что образование – это на двоих. Это и мои понимания взрослого рядом с ребенком. Отнюдь не случайно мой отец назвал книгу «Педагогика для всех», которая изначально называлась «Педагогика от Матвея». Матвей – это мой брат – и отец имел в виду, что он учился, воспитывая сына. И поэтому настоящая педагогика, это когда педагог растет вместе со своим подопечным.
Есть такая фраза, что воспитывается не тот, кого любят, а тот, кто любит. В этом смысле и мне, если я никого не принуждаю, не вступаю в эту ситуацию, легче любить, потому что передо мной не заготовка, которая не слушается меня на моем станке, а реальный человек с какими-то своими мыслями, идеями, мне интересно, что с ним происходит. И в этом случае мой ребенок меня любит, потому что я не тот, который постоянно ему замечания делает, постоянно его куда-то гонит, постоянно заставляет что-то сделать и говорит: потом разберемся, потом… И в результате я даю ему опыт любви ко мне, и тогда он тоже воспитывается. И это настоящее воспитание, рост.
Поэтому не делай замечаний. А точнее: даже не думай, что у тебя есть право их делать. Если ребенок не видит, что мусор надо бы убрать, ты думаешь, что это намеренно, но он правда не видит в этом проблемы, у него другие мысли в голове. Он по-другому думает.
– Возможно, в этом случае поможет личный пример?
– Возможно, но далеко не обязательно. Как часто прекрасный во всех отношениях отец, который регулярно по утрам чистит зубы, делает зарядку, бегает, а на работе числится в передовиках, не вызывает у наследника сочувствия и желания следовать его примеру. Только и слышит: «Ну, что ты как нюня? Нечего раскисать, делай как я!». То есть опять получается принуждение.
Куда полезнее дать ребенку эмоциональный посыл: мол, будь собой, в конце концов! Не уподобляйся марионетке в чужих руках.
– Назовите основные личностные качества, которыми должен обладать современный учитель? Отличаются ли они от принципов, которые исповедует гуманная педагогика?
– Благородство. Надо быть благородным по отношению к жизни, к детям, ко всему и во всем. Терпением невероятным, умением противостоять внешнему давлению, которое делает нас не проактивными образованию, а реактивными. Да, это очень важно. Обладать чувством собственного достоинства, что позволяет ему ценить и распознать достоинство другого человека. И в этом случае он никогда это достоинство не унизит. Поэтому когда есть выбор, быть педагогом или быть человеком, надо всегда оставаться человеком. Идеально, когда эти две субстанции совпадают. Тогда возникает камертон взаимоотношений с ребенком.
Современному педагогу повезло: ему легче делать этот выбор. Он может быть не очень большим докой в профессии, поскольку сегодня благодаря интернету ребенок способен найти многое сам, но при этом оставаться чутким и отзывчивым человеком. Высший пилотаж педагога – это реагировать на боли детей, которые взрослому человеку кажутся смешными и даже глупыми, но для них они крайне чувствительны. Эмпатия помогает учителю создать в классе атмосферу подлинного доверия и сотрудничества.
– Сейчас стало популярным домашнее обучение. Как Вы относитесь к тенденции семейного образования, считаете ли Вы его перспективным?
– А неважно, какое образование – домашнее, семейное или школьное. Важно, что лежит в основе. Для меня школа – не учебное заведение, а способ, система познания себя и мира. Это можно делать дома, с репетитором или сидя за школьной партой. Я всегда говорил, что иногда бывают школы, от которых родители должны спасти детей, иногда есть семьи, от которых школа должна их спасти.
Если вы даете ребенку домашнее образование, чтобы у него было больше свободы, самостоятельности, больше времени на то, чтобы в нем выстраивался собственный жизненный контент, понимание жизни – это одна история. Она особенно привлекательна в старших классах. Поэтому подростки часто выбирают эту форму обучения, поскольку не видят больше смысла сидеть за партой и тратить время на вещи, которые уже не касаются их жизни.
– Артем Симонович, как Вы думаете, какое место в образовании уготовлено судьбой искусственному интеллекту? Может ли он стать на один уровень с учителем?
– Наше отношение к искусственному интеллекту, на мой взгляд, неадекватное. Мы все чаще наделяем его какими-то божественными качествами. Считается, что искусственный интеллект решит те проблемы, что казались нам неразрешимыми. На самом деле он также показывает, что эти проблемы нами же были и выдуманы.
Да, искусственный интеллект действительно снимает рутину и в результате высвечивает смыслы. Именно эти качества можно было бы использовать при создании трех мощных инструментов, которые кардинально изменили бы жизнь в классе учителя.
– Расскажите об этом подробнее.
– Нет, сейчас не время. Это ноу-хау, о котором сообщу скорее всего к октябрю. Пусть интрига останется.
Источник: Учительская газета